СТАТЬИ И ИНТЕРВЬЮ


В НАЧАЛО РАЗДЕЛА
ПЛАТОВОЙ НОСОК

ВИКТОР АВИЛОВ — ГАМЛЕТ, ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО, ГОСПОДИН ОФОРМИТЕЛЬ — ГОВОРИТ СЕБЕ, ЧТО СЕЙЧАС ЕЩЕ РАНО ПЛАКАТЬ

«НИЧЕГО, ВИТЕК, НИЧЕГО...»
ДАЛЬШЕ БУДЕТ ХУЖЕ


После долгой болезни Виктор Авилов наконец вышел из больницы. «Девять месяцев пролежал. Сейчас хожу, и все вокруг кажется странным и незнакомым. Понятия не имею, с чего начинать, за что хвататься. Столько дел накопилось. Только переступил порог своего дома — пошли звонки: с телевидения, из редакций популярных изданий. А я еще совершенно не адаптировался, в непонятке какой-то нахожусь». Последние события в творческой жизни актера: съемки в немецком фильме по отечественной сказке «Царевна-лягушка» в роли Кощея Бессмертного (ведьму там, между прочим, сыграла Нина Хагген), участие в телепередачах («Пока все дома», «Моя семья»), а остальное пока — на уровне предположений. Настроен Виктор Васильевич оптимистически. На вопрос о душевном состоянии на сегодняшний день он ответил: «Спокойное. Не дергаюсь, хотя существуют маленькие, чисто житейские проблемы, но они не дают повода беситься». Ну а слух о том, что Авилов ушел из Театра на Юго-Западе, разумеется, оказался просто слухом. Совсем скоро зрители увидят на сцене любимого актера с незабываемым лицом и завораживающим голосом.

— Виктор, с чего все начиналось?

— Все начиналось на московской окраине, в поселке Востряково, что по Киевской железной дороге. Я учился в одном классе с младшим братом нашего режиссера Валерия Беляковича — Сергеем. В то время Валерию Романовичу пришла идея создать театр. Будущих актеров он набрал там же, в Востряково. В основном это были одноклассники младшего Беляковича. Когда старший спросил про меня: «А почему Авилов?» — младший ответил: «А он анекдоты здорово рассказывает». На сегодня из той команды одноклассников, которые начали посещать эту студию, остались только двое: Сергей Белякович и я. Первые простенькие постановки по Гоголю, Сологубу, Крылову мы показывали в клубах, даже умудрились соорудить зрительный зал в библиотеке, где работал тогда наш режиссер.
Мы не играли в клубную самодеятельность. Решили сделать настоящий театр. И сделали.
— Где вы учились актерскому мастерству?
— Здесь, в театре. Самая лучшая школа. Я играл уже очень серьезные роли, например булгаковского Мольера, когда мне вдруг вздумалось прочитать книжку Станиславского «Работа актера над собой». Стал читать о сверхзадаче, сквозном действии... В итоге просто узнал, как называется то, что делаю в течение десяти лет.
— Чем вы занимались до того, как попали в театр?
— Я, возвращаясь из армии, даже не думал, что буду в театре. У меня были две профессии, достаточно серьезные. Я шофер-профессионал, несколько лет работал на «МАЗе», возил песок из Рублева на новостройки Москвы. Эта профессия была веселее. Другая более скучная — монтаж и наладка систем контроля и автоматики. Работал в разных НИИ.
Вообще я был летуном. Каждый год менял работу. В НИИ всю зиму сидеть — ну просто зачахнешь. Летом увольнялся, гулял свой самодеятельный отпуск. Лето прошло, снова иду устраиваться куда-нибудь. Сменил пять НИИ и пять автобаз. А после работы бежал в театральную студию. Надо отдать должное нашему режиссеру: он с самого начала поставил такую высокую планку, что тут хиханьки-хаханьки не проходили, по-серьезному приходилось работать.
— Что вам ближе, кино или театр?
— Конечно, театр. Актеру в кино, по-моему, менее интересно работать. Сказал три фразы, тебе говорят: «Стоп, снято. Иди кури». Совсем другое дело, когда ты выходишь и три часа делаешь все на одном дыхании. Если в кино не получится дубль — его пересняли. Здесь дубля нет. И, естественно, тебе одним махом нужно все выдавать.
— Когда состоялся ваш дебют в кино?
— В 1986-1987 годах в фильме «Господин оформитель». Потом были картины «По траве босиком», «Любовь к ближнему». Их практически никто не знает, часто я там был, что называется, на втором экране... Около десяти-пятнадцати процентов от общей работы в кино падает на фильмы, которые становятся популярными. Это нормально для актерской работы. И вот в чем парадокс: я часть жизни прожил на проспекте Вернадского, «Мосфильм» в двух шагах, а снимался в Одессе, Киеве, Ленинграде, Свердловске. На «Мосфильм» попал только в 1986 году, когда снимали «Господина оформителя».
— Какие из тех ролей, что вы сыграли, на ваш взгляд, можно назвать значительными?
— Никто не знает, что я снялся на Ленинградском телевидении в фильме «Маскарад» по Лермонтову. Арбенина сыграл. Классика высшего порядка, а никто об этом не знает. Бывает, вспоминают «Смиренное кладбище», а в основном узнают по «Узнику замка Иф», где я играю графа Монте-Кристо, еще Мордаунта помнят из «Трех мушкетеров», доктора из «Петербургских тайн». На кассетах сейчас ходят «Сафари № 6», «Гражданское пари» и другие фильмы.
— Как вам сериал «Петербургские тайны»?
— Я, честно говоря, не смотрел. Несколько раз, правда, видел себя на экране... Жена закричит: «Ой, Вить, тебя показывают!» А полностью не удалось. Интересно было бы, но времени нет.
— Расскажите, пожалуйста, о наиболее запомнившемся съемочном дне.
— Он был связан с неприятными ощущениями во время съемок «Узника замка Иф». Представьте себе: вода в море — двенадцать градусов, а мне говорят: «Ныряй, Витя». Мы снимали настоящий замок Иф в Марселе. Так вот, режиссер говорит, что, как только стемнеет, поедем снимать сцену побега. Замок прямо в море, на вершине небольшой скалы. Стены тюрьмы сразу же переходят в скальный обрыв. Высота там будь здоров... А уже ноябрь. В море вышли — там ветер холодный дует, французские моряки в бушлатах. Мы все на посудине типа прогулочного катера, которые ходят по Москве-реке. Катерок встал на якорь напротив замка, подсвеченного прожектором. Мне говорят: «Давай, ты прямо на нас поплывешь, а мы тебя снимать будем». Поплыл. В одежде тюремной, с бородой... Отплыл метров на пятнадцать-двадцать, развернулся — и обратно. Тяжело грести, волна высокая. Сняли! А мне снова: «Умоляем: вдруг брак пленки — царапины... Мы сейчас другую зарядим, новую. Ну, пожалуйста, понимаем, что тяжело. Давай!» Что делать, надо так надо. Отплываю, устал уже, и вдруг вспыхивает в голове такой вопрос: «Интересно, а в этом море водятся акулы?» Ночь. Холодрыга и мысли про акул. У меня все похолодело... И я скорей на корабль! А его борт от волны довольно высоко. На катер вешают баллон от машины — для причаливания. Я за этот баллон уцепился, только хочу подняться — вдруг волна как нахлынет, и я повисаю... Тем, кто на борту, тоже до меня не дотянуться. Ноги уходят под борт, а он весь в мелких ракушках... Кое-как меня втащили. После этих съемок у меня все ноги были в крови. Французские моряки смотрели на меня как на идиота.
— А почему дублера не было?
— Вы сами понимаете, чтобы выехать во Францию, нужны приличные деньги. Мы не могли позволить себе роскошь везти каскадеров. Выехали только я и Алексей Петренко. По-моему, даже Аня Самохина не поехала.
— Так ли было необходимо, чтобы главного героя играли два актера?
— Эдмона Дантеса в юности играл Евгений Дворжецкий. Просидев четырнадцать лет в тюрьме, он изменился в такую вот образину. В этом смысле есть натяжка, но с другой стороны это объясняет то, что его не узнавали... За четырнадцать лет он изменился из Жени в меня. Так что все логично. А если взять французский фильм с Жаном Маре — он каким сел, таким и вышел. Что же его никто не узнает? Тут Хилькевич поглубже подумал.
— Случалось ли за время вашей работы в театре то, что называется театральными курьезами?
— В театре, как и везде, тоже не всегда все гладко бывает. Один раз со сцены упал. Это когда мы в Японии на гастролях были. «Гамлета» играли. Ближе к финалу — бой на шпагах Гамлета с Лаэртом. Здесь он меня должен теснить... И везде сцена как сцена, а там со скошенными углами. Я иду и совсем забываю про скошенный угол... Делаю шаг и чувствую, что куда-то лечу... Даже не успел сообразить, что это. Упал спиной, сцена, к счастью, была невысокая... Во делать? Такой конфуз! Как раз в этот момент Лаэрт должен был меня ранить. Я схватился за руку, будто не просто упал, а от ранения... В принципе все нормально обыгралось. В нужный момент упал.
Не всегда все получается так удачно. У нас есть спектакль по Гоголю — «Разъезд», «Утро делового человека» и «Лакейская». Все три вещи в одном спектакле. Играл в нем Собачкина. Это такой франт, ну, в общем, черт из табакерки. Там я должен сказать: «Не могли бы вы мне дать две тыщи?» Потом: «Все взял... Платок даже лишний взял». И черт меня дернул сказать вместо просто «платок» «носовой платок». Я говорю «платовой носок», потом «ой, нет, носок платовой». Партнер мне говорит: «А, ну ладно, не важно, дальше». И я дальше погнал. Было, было такое. То одно, то другое случается...
— Обязательный вопрос: ваши творческие планы?
— Сейчас собираюсь раскрутить передачу на телевидении. Не хочу пока говорить, какую, чтоб не сглазить. А еще хочу заняться постановкой фильма как режиссер. Я уже пытался запустить «Калигулу». Взял пьесу Альбера Камю, сел, покрутил ее и сделал интересный киносценарий. Меня начали финансировать. По пьесе все сцены происходят в помещении, но фильму нужен воздух, и некоторые эпизоды я вывел на берег моря, в пещеры. Съездил в подготовительный период в Крым со своей кинокамерой, всю натуру отснял. Смета начиналась с двадцати шести тысяч долларов, а в результате вылилась в колоссальную сумму. Спонсор сказал мне: «Извини, но я задыхаюсь». Сейчас все замерло.
— Что общего у вас с вашими киногероями?
— Что-то есть, конечно, мое в образе моих демонических героев, например Мордаунта. Правда, мне не нравилось, что режиссер заставил играть то, что мне не по душе. Хотя, когда мы разговаривали перед съемкой с Юнгвальдом-Хилькевичем, он мне сказал: «Витя, ты пойми, четыре здоровых козла убили твою мать. Как ты должен к ним относиться! Ну как?! С твоей стороны это благородный поступок, особенно в те годы, — отомстить за убийство матери». Вот и все его оправдание. Методы убийства — это уже второй вопрос. Люди не понимают и говорят: «Ух, Мордаунт!»
— У вас много друзей?
— Друг у меня один, Дима Чубаров, который тоже часто динамит. Но не потому, что он динамист по отношению ко мне, а потому, что так складываются обстоятельства. Он окончил в Казани актерский факультет, потом работал на Одесской киностудии администратором на «Узнике замка Иф». Снял даже свое кино. И вот мы с ним сделку пытались провернуть. Все сделали, что было надо, теперь он безвылазно сидит в Казани... Но в этой перестроечной стране, во всяком случае сейчас, очень тяжело нормально работать, потому что люди еще не привыкли к нормальным экономическим отношениям. Наверное, семь-десять процентов только и думают, как бы надуть партнера. А мы пытались все сделать честно. Но так получается, видимо, только в очень редких случаях. Сплошное кидало идет.
— Как любите отдыхать?
— Мой любимый вид отдыха — рыбалка. К сожалению, последнюю пару лет на рыбалке вообще не был. Зимнюю не люблю, как-то не покатила. А вот летняя нравится. Раньше выезжали всем театром на месяц, на берегу расставляли палатки. Утром встанешь, рыбки половишь. Наловим — девчонки пожарят. А сейчас как-то все развалилось. Такими большими компаниями уже не получается выбираться... Летом довольно часто бываем на гастролях.
— Самая яркая встреча в вашей жизни?
— В свое время я стал увлекаться запрещенной тогда тематикой. Меня потянуло заниматься экстрасенсорикой. Ночью как-то вскочил и думаю: «А что, зачем, почему мы живем, к чему все это?» Тогда экстрасенсы были в глубоком подполье, за ними приходила милиция, обыски у них делали. Мне повезло, я познакомился с одним из них. Он мне тогда рассказал много интересного.
— Вы производите впечатление человека, обладающего способностями экстрасенса...
— Дар этот есть, наверное, у каждого человека. Просто нужно в это верить. Я даже диагностировать не могу, но нескольких человек вылечил. Одну девушку за два дня избавил от наследственной экземы. Хотя и бросил этим заниматься, но несколько месяцев назад смотрю: в метро, на полу, в переходе к площади Революции, лежит девушка шестнадцати-семнадцати лет. Народ проходит мимо, а мама ее трясет. Я говорю: «Подождите». Рукой, не касаясь, вытянул грязь, отрицательную энергию, как и положено на первом этапе. Потом надо как будто направлять в человека все самое светлое, чистое. Когда происходит исцеление — рука аж отлетает. Эта девушка ничего, поднялась.
— Что вам нравится больше всего в себе?
— Нравится, что все-таки я оптимист. Жизнь порой бьет-бьет, а я всегда нахожу в себе силы сказать: «Ничего, Витек, ничего...» Вот сейчас целая вереница несчастий валится на меня, а я говорю себе: «Это еще фигня, боюсь, дальше будет хуже. Так что сейчас еще рано плакать...» А не нравится — это мое раздолбайство. Пофигист. Не умею заниматься делами. Не умею копить деньги, к сожалению. Я их проматываю сразу. Вот машина у меня давным-давно стоит, а у меня руки не доходят ее починить. Ремонт-то несложный. А-а-а... на метро езжу. Это, конечно, отвратительная черта. Ничего поделать не могу. Вернее, могу, все могу, но ленюсь... потом... ой как сейчас неохота... потом... потом...
Если сказать честно, я очень устал. Есть такое понятие «кумулятивность» — копящаяся годами усталость. А еще я, наверное, устал потому, что многое делаю через «не могу» и «не хочу», а это очень сильно изматывает. Несколько раз выдержал напряженнейшие гастроли. Я думал — умру. Семьдесят четыре спектакля «Ромео и Джульетта». А до этого — пятьдесят четыре «Гамлета»! Очень тяжело.
— Если можно, расскажите о семье.
— Я три раза был женат. С последней женой мы прожили уже восемь лет.
— Последняя женитьба удачнее предыдущих?
— Время покажет. Со мной в театре работает моя вторая жена, у нас двое детей, а я от них ушел. Дети уже достаточно взрослые. Старшей в апреле девятнадцать, а младшей — пятнадцать. Для меня эта тема душещипательная. Больно... Я себя казню за все это, но ничего сделать не могу.
— Ваша последняя супруга тоже работает с вами?
— Нет. Она сейчас не у дел. Но у нее есть опыт работы на Одесской киностудии. Если у нас пойдет передача, мы будем делать ее вместе.
— Как вы познакомились?
— В Одессе во время съемок. Она была ассистентом режиссера. Я ее от мужа увел. Ну кто ж оставляет такую красивую девушку на полгода и уходит в плавание? Он вернулся, а она уже со мной в Таллине, на съемках. Эта история закончилась их разводом. Он вернулся на три дня раньше. Ему, конечно, сразу же доложили. Он позвонил, через справочную узнал, где живет съемочная группа, в каком номере актер Авилов. Я был на съемках, а она в моем номере. Муж звонит, ее голос: «Алле». Он: «Ну, здравствуй, жена!» Я представляю ее состояние.
— Поклонницы одолевают?
— Разные бывают поклонницы. А вообще-то отношение к ним зависит от настроения. Иногда — подошел человек, попросил автограф, просто, все нормально, а в другой раз думаешь: «Господи, ну хоть бы никто не подошел!» Но не срываюсь никогда. Вот Миша Боярский как-то сразу может поставить барьер, раз — и все. А я не могу. Мне неудобно обидеть человека. Очень тяжело сказать резкое слово, так отплатить за любовь ко мне.
— Красивые женщины часто вам встречаются?
— Красивых женщин я встречаю ой как часто. Особенно у нас в Москве. В Америке их почти нет. Там на сотню — одна красавица. А у нас тридцать, не меньше. В метро очень много.
— О чем вы думаете, когда видите красивую женщину?
— У мужика, когда он видит красивую женщину, одно на уме.
— Вы часто влюблялись?
— Одно дело — влюбиться, а другое — полюбить. Любовь — это уже клинический случай. В моей жизни такое было три раза — первая жена, вторая жена, третья жена. А легкая влюбленность присутствует всегда.

Беседовала Ольга Музыкина.
Журнал «Настоящее», апрель 2000 г.


КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ | РОЛИ | ПРЕССА | НАЧАЛО — СТУДИЯ | ПАМЯТИ ВИКТОРА АВИЛОВА | ГЛАВНАЯ | ФОТОГАЛЕРЕЯ | ВИДЕО | ГОСТЕВАЯ | ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ