БЕСЕДА С ОЛЬГОЙ ШИРЯЕВОЙ. ЧАСТЬ 1 (9.01.1992, стр. 1)

Несколько слов об истории этой публикации.

Ольга Ширяева, сотрудник одного из московских издательств, на протяжении долгих лет серьезно занималась театральной фотографией. Многие статьи о Театре на Юго-Западе проиллюстрированы её работами. Помимо фотографий, в её архиве аудиозаписи спектаклей и репетиций. В том числе и четыре диктофонные кассеты с записью беседы с Виктором Авиловым. Шесть часов звучания, около ста страниц расшифровки… Быть может, именно в этой долгой и доверительной беседе Авилову удалось наиболее полно высказать себя, приоткрыть свой внутренний мир. В результате получился уникальный «человеческий документ». И здесь — огромная заслуга интервьюера. Ольга Ширяева — человек неравнодушный, глубоко знающий и понимающий театр вообще и «Юго-Запад» в частности, у неё своя, часто непримиримая, позиция по острым, «неудобным» вопросам, которые она имеет смелость задавать. Вот что написала Ольга по поводу этого интервью:

Затея с публикацией интервью, действительно, не удалась, и кассеты отправились на полку. Сейчас Ольга Ширяева предоставила нашему сайту право опубликовать этот разговор полностью, без купюр.

Расшифовка интервью — Ольга Шевнина, Маргарита Гриня.
Подготовка публикации — Ольга Климова, Татьяна Виноградова.
В оформлении использованы фотографии Виктора Ахломова, Сергея Бабенко, Константина Горячева, Елены Исаевой, Анны Клюшкиной, Константина Корнеенкова, М.Майзеля, Ларисы Орловой, Вячеслава Помигалова, Ольги Федоровой, Михаила Хитрова, Ольги Ширяевой,
фотографии из архивов Ларисы Авиловой, Татьяны Виноградовой, Галины Галкиной, Анны Киселевой, Ольги Климовой, Алексея Мамонтова, Елены Смирновой, Александра Упорина
и архива Театра на Юго-Западе,
а также кадр из видеозаписи спектакля «Гамлет», сделанной в Токио в 1990 году телекомпанией NHK.
Фотография деревни Терехово взята с сайта
http://tushinec.ru/index.php?news_read=2434&page=1

В.А. Нет, я читал это около часа. (Примирительно.) Я читаю очень медленно…

— Они не имеют никакого отношения… А родился я, можно сказать, на Красной Пресне. А потом вот, уже где-то шесть лет мне было, они уже переехали в Востряково.

— А потом с 6 лет я жил в Востряково, потом в Чертаново, когда первый раз был женат, четыре года прожили, а потом, в принципе, сейчас здесь, у исполкома Гагаринского.

— Если точнее, это даже не Красная Пресня, это Нижние Мнёвники. Просто я так сказал, потому что роддом где-то там на Красной Пресне был расположен. Это Мнёвники, и даже не совсем Мнёвники. Потому что были Верхние Мнёвники — это новый микрорайон тогда был, а были Нижние Мнёвники — это деревня, и рядом была еще деревня Терехово, и между ними был такой поселочек, Завод «Галалит» назывался. Вот там я и существовал самое первое время. А сейчас там всё так… в разрухе, эти деревни снесли, что-то строят… Это совсем недалеко уже от Гребного канала.

— Но Гребной канал — это через реку. Там как раз по карте — Москва-река идет, она дает такую излучину. Я в этой петле — в самом низу этой петли жил. Внутри.

— Там метро «Полежаевская»…

— Нет, тогда как-то наоборот, 38-й автобус до «Белорусской» ходил. А на той стороне чуть левее смотришь — там как бы зады Филевского парка к реке спускались, в эту сторону как раз — Крылатское, Гребной канал. Если стоять внутри и смотреть как бы сверху вниз на эту излучину. Серебряный бор там недалеко. Там такое место живописное было, в общем. На реке. Там люди купались. Лодки там имели многие… рыбачили… Вот такая была Москва.

— Любимые места? Да как-то вот… Я знаю, многие так говорят: у кого-то там Чистые Пруды, у кого-то… А я не знаю. Как-то в Центре я в детстве никогда и не бывал, все это детство провел… ну так иногда ездили если в гости через всю Москву. Но нет у меня в Москве таких любимых мест. А сейчас (быстро) мое любимое место — это район Юго-Запада.

— Нет, я живу, работаю, и мне здесь нравится. Юго-Запад мне нравится. Я сейчас уже по Москве на колесах, на машине ездил. Мне там Вешняки, Текстильщики — для меня как Австралия. А здесь, Господи, всю жизнь прожил уже, можно сказать. Здесь мне и нравится.

— В Востряково восьмилетку закончил, потом техникум Московский Индустриальный по специальности «монтаж и наладка систем контроля и автоматики». Правда, диплом не пригодился, в принципе я им не пользовался.

— Работал немножко. Ну, я как закончил техникум — сразу же в армию ушел.

Потом вернулся, и я потом все время менял работу. Я еще от военкомата перед армией на шофера выучился. Причем меня не заставляли, мы с ребятами: «Пойдем на шофера учиться!» Там нам сказали: в армии шоферам лучше. «Пойдем», — а были на преддипломной практике, и в общем как таковой у нас учебы не было, мы как бы работали. Только работали в каком-то НИИ… (Вспоминает.) — А, по-моему, вентиляции. А после работы вечером — на курсы шоферов. Получили права, перед армией.

А из армии пришел, думал — в НИИ, в кабинет, там чертить что-то, поправлять эти проекты, потом надоедает мне. Пошел шофером поработал, на одну автобазу. Тут тоже мне надоело. Опять в НИИ — вот НИИ «Дельфин» в Очаково есть. В каком-то почтовом ящике. Потом опять шофером. На другую автобазу. Потом опять в НИИ, потом опять шофером.

Я сменил что-то за год работ пять… Потом с одной автобазы на другую перешел. Потом, когда первые ставки дали нам в театре, Романыч[1] предложил: «Давай, Вить, приходи. Я — директор…» Клуб «Гагаринец» тогда был у нас. Романыч — директор, я инструктор этого клуба, и была должность уборщицы. Мы с Романычем по очереди театр мыли. День — он, день — я. И все общие деньги, все зарплаты мы как бы в кучу ссыпали — и пополам. И по тем временам… Это какой же год, елки-палки…

— Сейчас скажу. В семьдесят девятом, по-моему, я пришел в театр, ну и тогда получалось что-то у нас по 145 рублей на рыло. В принципе, это нормально.

— Ну, нормально! Тогда все люди так получали. Инженеры — тоже у них 130-140 рублей оклад.

— Мы ведь и за уборщицу еще. А ребята-то работали все на своих работах. А в театре с утра, да и, в общем, весь день мог бывать только я. И у нас было распределение обязанностей. Романыч занимался… В общем, он и режиссурой так активно занимался, потом он еще в ГИТИСе тогда учился. С утра занимался такими делами — учебными, а я приходил в театр и один, потихонечку, перемонтировывал весь свет к спектаклю. Я поэтому свет в спектаклях лучше всех знаю. Изначальный свет. Хотя он, в принципе, и до сих пор не изменился, ну, не знаю, в «Мольере»…

Но я все спектакли один компоновал. (Пауза.) Ну так вот. Потом потихоньку ребята стали… Романыч там, в Гагаринском исполкоме в отделе культуры… в хороших отношениях был, и потихоньку ребят стал он перетаскивать. Кого-то устраивал на лажовую должность гардеробщика в какую-нибудь библиотеку. В ведении отдела культуры Гагаринского исполкома находились библиотеки, всякие там ДК, ну такие вот Красные уголки. Потом Серый[2] гардеробщиком стал в библиотеке. Ну якобы гардеробщиком. Потом еще нам какую-то единицу дали. Тоже кого-то устроили.

Ну вот так. Ну а потом ты уже более позднюю историю знаешь, когда уже мы на хозрасчет перешли, — с какого там? С восемьдесят седьмого?..

— Да ну что ты.

— Ну, мне кажется, об этом даже рассуждать странно, потому что существует мировая драматургия. А кто же это будет играть Гамлетов? Кто это играть-то будет?

— Ой! Мне это просто смешно. Ну как женщина может сыграть Гамлета? Нет, она, конечно, сделает Гамлета-женщину… (Уныло.) Ну… Но у меня понятие о Гамлете другое.

— Да ну, это… Я считаю, это просто… Я даже не знаю, каким это словом назвать… Что это такое? Какое-то издевательство, что ли. Зачем лезть не в свое. Ну не женское это дело — играть Гамлета, скажем так. Просто.

— Но что интересно: если ты влезешь в данном конкретном случае в «не свое», я просто уверен, что у тебя ж там не получится все это на должном уровне. Если взять какую-то шкалу, и давайте померимся, пусть баба какая-нибудь сыграет Гамлета. Давайте померимся… — Какую-то абсолютную шкалу. — Это же будет просто… пигмейство какое-то. Как нельзя, например, сыграть… ну, не знаю. Ну можно взять, например, и сделать Призрака вот такого роста. (Судя по всему, показывает что-то маленькое.) Отец Гамлета. Это же идиотизм. Но я считаю, это тоже идиотизм — женщине играть Гамлета. Это все равно, что… А я вот Джульетту хочу сыграть! Вот с моей мордой. Глупо же? Глупо! И зачем я буду «хотеть сыграть Джульетту»? Я не понимаю, когда «хотят»… Славина там…

— Демидова. Это просто даже я могу сказать об этом человеке: он поступает неумно. Или слишком высокого о себе мнения. А если ты слишком высокого о себе мнения, это опять же — неумно. Мудрый человек — он бы этого себе не позволил. Здесь просто еще одна разница есть: может быть человек умный — а может быть еще и мудрый. Так вот мудрый человек себе этого не позволит, браться вообще за это…

Для меня даже не существует спора. Я даже спорить не хочу. Если меня сейчас вызовут на спор, я откажусь. Нет, об этом даже спорить не буду.

— Да я не видел ни одного Гамлета.

— Одного. Козинцева. Фильм.

— Потом? Мы в Вене пришли посмотреть государственный… Там Клаус-Мария Брандауэр был в роли Гамлета. Но когда я посмотрел, как он говорит монолог после встречи с призраком, я повернулся и ушел. Не затрачивается чувак. Вообще. Вообще просто! Просто говорит текст и ходит. А, шведского Гамлета видел. Он… там… Я вижу такую классную режиссуру… Знаете, есть еще какая вещь. У нас как-то… мне так кажется, все-таки виден Шекспир. А там виден Бергман, но не Шекспир.

И еще я был, смотрел… «Борис Годунов». Не на Таганке — на Таганке я тоже видел, а театр-студия… «На досках». (Как бы пытаясь заручиться поддержкой собеседницы.) Ну это Пушкин же?.. А я не видел там вообще Пушкина. Там нет Пушкина. Там нет просто его, как такового, он отсутствует. Присутствует только Кургинян, и всё. А Кургинян мне неинтересен, мне интересен Пушкин.

— На Таганке больше Пушкина. Намного.

— Губенко еще. Я видел именно тот спектакль, который они сдавали комиссии.

— Да. Нет, у них там сначала прошло прогонов штук пять при полных залах. Это был буквально 5-й или 6-й их «Борис». И я как раз на 6-м был. Потому что 6-й был — уже сдача. В зале сидели рядом со мной, даже на одном ряду со мной сидели именно члены комиссии. Но если честно, Оль, у меня даже какое-то раздражение было от этого «Бориса», какое-то «ффу!». Это тогда его и запретили, после этого. Я про себя сказал: «И правильно сделали». Мне там многое не понравилось.

— А я не знаю, этот спектакль — он к «ранней»?

— Я Таганку тоже почти не знаю. Я вообще театры Москвы не знаю.

— Мне некогда ходить. У них спектакль — и у меня спектакль. Или например вот: много лет не могу попасть, например, на «Тиля»[3]. Хотел сходить. Так и не попал. Почему? Потому что «Тиль» идет раз в месяц, а у меня где-то выходит 20–22 спектакля в месяц. И это просто несовпадение. Теория вероятности, можно сказать так. Чтоб у меня был выходной, а у них шел «Тиль». Как у меня выходной, смотрю у них — а у них совсем другое идет. А потом я, наверное, испорчен. Мне не нравится там. Вот я пришел, посмотрел у них «Звезду и смерть»[4] — глубины нет. Ну, красиво поют, да… Я там, по-моему, даже с середины ушел спектакля, в перерыве… Хотя актеры хорошие, режиссура интересная — все компоненты присутствуют, — а мне чего-то не хватает, а мне это неинтересно.

— Есть. Мне одна вещь понравилась. У Табакова «Две стрелы»[5] я посмотрел. С самым первым составом. Еще когда там Газаров играл. Хороший спектакль. И второй — это просто уже драматургия, я считаю, послабее, но тоже понравился спектакль. У них же — «Прищучил»[6]. Мне там понравились, конечно, актерские работы — в «Двух стрелах». Газаров… Классно! Просто смотришь — и бальзам на душу. (Уныло.) А когда ни одной оценки, ни одного поворота… (Одобрительно.) Один сказал… — Особенно Газаров на таком уровне… Он там Вождя играл. — Он так спокойно там, неспешно… Оценил, что там происходит, — и выдал… Точная работа, просто в десятку. Ну вот.

— Я думаю, нет.

— Да, ну я вот сейчас поснимался с Ленкой Старостиной. Она из какой-то студии. Ну, познакомились… Ну как, в принципе. Снимались с Мишкой Боярским. Вот с Мишкой знаком. Со Стекловым… — ну, кто в фильмах был со мной. Володя Стеклов… Я, пожалуй, больше всех знаком именно с «Ленкомом». Потому что и с Захаровым мы как-то несколько раз встречались на этом «Золотом Дюке»[7], так разговаривали. Он же автор сценария «Графа Монте-Кристо»[8]. А до этого, как раз я был утвержден на графа уже, и он меня приглашал в «Убить дракона» сыграть, на роль дракона. Ну я приехал, там фотопробы уже сделали… Но они с Хилькевичем друзья. Хил когда узнал… я так понял, что он ему позвонил и сказал: не тронь. Ну у них притом съемки примерно в одни и те же сроки. Я бы и не смог.

Так мне было обидно, когда фильм ушел… Я прошел пробы, меня Дыховичный сразу же взял, без вариантов — «Черный монах». Вот обалденно. Когда я прочитал у Чехова эту вещь… «Господи, что это?!» Я не знал такого Чехова. Я чеховские рассказы довольно хорошо знаю. Кроме того, что у нас спектакль, да? — Нам пришлось эти рассказы читать, которые мы играем, и много другого еще прочитать. Потому что Романыч там отбор вел. У нас первый спектакль шел 4 часа, там рассказов было намного больше. Но я знал все его рассказы — эти, Антоши Чехонте, ироничные. А это, конечно, более поздний Чехов. Он такой… (В записи неразборчиво, то ли «американизованный», то ли «наэлектризованный») рассказ этот, именно для меня. И я не знаю… (пауза) И вот я отказался сниматься там. А когда прочел, я Ване[9] позвонил и сказал: «Ваня, это мое. Я должен сыграть». Я так хотел… И сроки прямо картин одновременно начинались. Там, конечно, мне доста-алось… Ну просто тут есть в кино такое понятие, закон: право первой ночи. Я уже два месяца как был утвержден на Графа. Ну и потом — тоже роль. (С досадой.) Я же не знал, что в конце концов получится. Мне предложили сыграть по роману Дюма «Граф Монте-Кристо». Какой же актер откажется от такой роли? Фильм можно критиковать, когда он готов. А когда тебе предлагают, только еще…

— Ну, он уязвим для критиков. Что получилось? Просто, если исходить из того, что есть… живет на свете такой кинорежиссер — Хилькевич. И у него существует совершенно свое творчество. Со своим лицом определенным. Это в его творчестве еще один фильм. Потому что если пройти по его фильмам, если их знать, а у него очень много фильмов… Ты их знаешь?

— Но не все. Ну, это в принципе… Но и тут, мне кажется… Картина получилась, в общем-то, даже не в его стиле немножко. Тут какое-то смешение произошло. (Пауза.) Вообще, например, если захотеть — раскритиковать можно все.

— А мне нравится. Смотрят с удовольствием, как мне кажется.

— (Горячо.) А зачем его сравнивать с Тарковским? Давайте сейчас начнем сравнивать Гёте и Шекспира, кто лучше? (Пауза.) Тут просто. Кому что нравится, кто-то смотрит Сокурова, а я его смотреть не могу. Это скучно. Вот мне это скучно. Причем я и не знаю его фильмов. Я как один посмотрел… Попробовал посмотреть… Я смотрел-смотрел, смотрел-смотрел — всё — ну это же невозможно смотреть! Я сказал: с этим все ясно. (Пауза.) Хотя, с другой стороны, если он меня пригласит у себя поработать, я пойду и поработаю. Может, хоть у него фильмы тогда интереснее будут. Когда я там буду сниматься. (смех)

— А тут какая-то мистика.

— Он… не помню сейчас цифры, но он, типа того, лет семь мечтал это кино снять. Искал, пробовал. Он там, говорит, и Калныньша пробовал, и Караченцева, и, в принципе, Мишка Боярский должен был играть. Съемки должны были еще через полгода начаться. Но Хил все метался. Ну Миша, но… Да, — но не в десятку, — на его вкус. И он — интересно: он вскочил посреди ночи и говорит: «Танька! — своей жене, — А где вот месяца три назад я видел журнал?» Там что-то типа «Театральная жизнь», а может быть, там о «Господине оформителе»… Потому что у него вряд ли дома мог быть журнал «Театральная жизнь». У него, скорее всего, какое-нибудь «Искусство кино» или что-нибудь такое. Я сейчас не помню, но это не важно. Он говорит (драматическим шепотом): «Там я рожу видел». Причем журнал, когда уже месяца три-четыре прошло — где его искать? Они начали рыться. Журналы, газеты. Нашли, он сразу, когда открыл: «Вот он будет у меня играть графа Монте-Кристо»[10].

— Вот мне нравится его кино. «Бумбараш». Но он такой немножечко странный.

— Особенно «Бумбараш». Там именно странный, как мне кажется, монтаж. Это так смешно, так здорово, мне так нравится. Там, в «Бумбараше», когда беляки проходят: «Там-та-там, там-та-там». Только за кадром скрываются, оттуда — «Там-та-там» — красные идут. Только вот они за кадр пошли, уже оттуда появляются эти, как их, анархисты. Казалось бы, как-то нелогично, а посмотришь — так здорово. Смешно ведь! Ну а чего у Рашеева? Мы же только одну картину с ним сняли. Он потом меня хотел пригласить, но я был занят, не мог. Он сейчас закончил, нет — не знаю — фильм «Волк». Ну триллер. Чистый триллер. Не знаю, как при наших возможностях сделать, но… Там еще фээргешники ему помогают… Такая технология, как у… Есть же фильм — триллер, а есть фильм о том, как это делалось. Все это тоже очень интересно. А потом, какая работа гримера — титаническая. Конечно, можно бы сейчас монтажом: был человек — вдруг отрезается, приклеивается — уже сидит этот… А вот это вот в кадре превращение… Но сейчас уже все техника эта… как называется? Компьютерной техникой все делается. Но триллер-то, он не компьютерной делался, он делался ведь вручную.

— Да, первый.

— А он меня нашел. Он как раз здесь два года учился на режиссерских курсах — Высшие режиссерские курсы. И Кожушаная Надька[12]… Она там на сценарном училась, и так она тогда ходила в наш театр. И ему: «Пойдем в театр». А он тогда хотел как дипломную работу сделать «Моцарт и Сальери» сначала. Но ему не дали это снять. Ну то есть уже много вариаций… И я не знаю как, но он тогда нашел Арабова, сценарий. Он меня так и хотел снимать в главной роли. Ну, в театр он походил, 8–10 спектаклей тогда посмотрел. Он так меня увидел, и стал звать… (Таинственно.) А у нас же запрет был категорический.

— О-о!.. Был… — да он и сейчас почти как бы существует. Но я… у нас сроки совпали: в театре отпуск был. Я как раз съемки на лето подгадал. Я в свой отпуск поехал в Ленинград. И весь отпуск снимали. Вот. А второй был «Граф». (Пауза.) Еще был такой фильм «По траве босиком»[13].

— Я ее не видел.

— Меня когда на киностудии встречает кто-то, говорят, что роль мне там удалась, в этой картине. Такая небольшая, говорят, но довольно-таки, что называется, «вкусная»… Хотел посмотреть, да где её посмотришь теперь…

— А! Это тоже учебная работа Гриши Константинопольского — «Красные слоны». Я ее опять же тоже не видел, этой картины. Сюр там такой. Сюр. Там парень с девчонкой… ну, любят друг друга, а он в армию уходит. И вот она к нему туда приезжает. Он сваливает в самоволку на кладбище. Они на могиле голые лежат, трахаются. К ним кто-то там приходит — Джон Леннон, Мольер (он попросил меня как раз), исторические такие личности… Подходит Сталин, что-то там с ними разговаривает, потом уходит. Ну такая (удивленно) дурь какая-то. Они на «Мосфильме» такую яму вырыли, девка голая лежала… Чумовой вообще парень! Потом какой-то сюр там: входит главный герой, смотрит — сидит солдатский хор, поем какую-то дебильную песню, и вдруг он видит в солдатском хоре — я не стригся тогда, просто кепку надел — сидит, но лицо-то!.. Вдруг показывают, что на кладбище мертвец-Мольер, а тут… Это я помню, просто снимали это. И там, действительно, мы приезжали в какой-то хор солдатский, и сидят стриженые солдаты, и посадили меня и еще — кто-то Джона Леннона там, — и мы между ними, и тоже в форме, и поем какую-то песню такую: «Раз-два, раз-два». И там камера едет. Это же монтаж. Как было, я не знаю. И вдруг она так на нас — БУМ: наезжает там, отъезжает. Что-то такое. И потом его, мол, там оценку — так (изображает губами что-то изумленное).

— Кто-то из ребят видел, и им понравилась картина. Такая, говорит, необычная, странная, но, говорит, хорошая картина. Потом у меня была картина из совсем неизвестных — «Футурошок».

— Это тоже дипломники-вгиковцы снимали. Им нужно было — у них дипломная работа 20 минут. А они взяли на троих полнометражный сценарий и якобы снимали один первую часть, другой — вторую, третий — третью. Якобы. На самом деле там всё один парень снимал, второй помогал… Но там нет, там ничего интересного, там просто два ученых — оптимист и пессимист. Они все время спорят о той, которая давит человека: там, технократия, машинократия. Чтó век техники — чтó он для человека, так сказать… Два полярных мнения… Но там без сюра так, ну и всякие тексты такие…

— Трудно сказать. Я с этими ребятами давно уже не виделся, даже спросить не могу, где они. У меня, между прочим, вот так более-менее известных — ну фильмов 5, может быть, а я снялся уже в 16.

— Знаешь, если б например, в тех фильмах… Ну «Футорошок», ну что? — я и не жалею. Не вышел бы «Граф», мне было бы обидно. Все-таки роль такая… какая-то…

— Да, смело поступили.

— И картина-то вообще хорошая.

— Мне жалко, конечно. Жаль, когда картина… И фильм-то хороший. Тогда как раз у них какое-то такое негласное соревнование шло. Тогда много писала пресса, что начали сниматься одновременно три фильма по Бабелю.

— Но тут, — кстати, а ты фильм видела? — тут, я скажу, даже на Хила не похоже. Это для него что-то совершенно новое. Не совершенно, но это не его кино. И финал мне так понравился. Когда эти герои идут по Парижу, и там, в Париже, их всё равно Владислав Симен (зловеще) достает. Там я, конечно, играю такого «Феликса»… Страшный такой… фанат. Оголтелый.

(Пауза.) А, приехали на съемочную площадку, а я тогда тоже, набрался храбрости… Для телевиденья интервью стали брать, ну Хил для начала рассказал просто о картине. А ко мне подошли, а я сказал типа того, что вот в этой картине я играю… чекиста, предводителя одесской ГубЧК. Ну и, говорю: такими чекистов у нас еще не видели. Ну и чего-то еще сказал. Н-ну, такое — нелицеприятное. И потом интервью показывают — с Хилом показали, со мной — нет. (Нравоучительно.) …Надо еще знать, что сказать…

— Н-ну, она как-то не очень, но все-таки прошла по экранам.

— Я тоже не видел этот фильм. Я его не видел вообще.

— И я. Я даже на просмотр не смог попасть. (Пауза.) Ну что еще? Мы куда-то уходим вообще…

— Ну… К спектаклю? Только то время, чтобы переодеться…

— Да…

— Да…

— Ну в смысле эмоциональном? Да, я легко меняю состояние.

— Ну, там, я улыбаюсь, если надо… Это еще зависит, как оно пойдет, но в принципе: (изображает) «О небо, о земля!» — сразу. Но конечно, когда по ходу спектакля идешь, идешь, идешь, и так оно… Например, я сейчас мог бы этот монолог прочесть почти так же, как и в спектакле, но там все-таки… Все равно дает знать, что сцену с призраком сначала показывают, потом… Оно, конечно, помогает больше, но в принципе… я… Ну у нас вот чередуются эти рассказы — шукшинские, чеховские — это хорошая школа была. В этом смысле, о чем вопрос был задан.