СТАТЬИ И ИНТЕРВЬЮ


В НАЧАЛО РАЗДЕЛА
«Я МОГУ ЕЩЕ И ПОСОСТЯЗАТЬСЯ С КРАСАВЦЕМ»

С отцом (конец 50-х)

С отцом (конец 50-х)

Новобранец Авилов (1972)

Новобранец Авилов (1972)

В спектакле «Гамлет»

В спектакле «Гамлет»

«Узник замка Иф»

«Господин оформитель». Увеличить картинку

«Господин оформитель»

Рыбалка

«Сейчас я поймаю во-о-от такую рыбу!»
(см. фото ниже)

Рыбак

Рассмотреть поближе

«Во страна! Как двадцать лет назад привез все это на МАЗе, так и лежит!»

«Вот так Воланд улыбался Маргарите!»

«Вот так Воланд улыбался Маргарите!»

«Я вам не скажу за всю Одессу...»

«Я вам не скажу за всю Одессу...
Но Лариса очень хороша!»
(с женой)

Дочки Оля и Аня (начало 90-х)

Дочки Оля и Аня
(начало 90-х)


Почему иной актер имеет массу поклонниц, несмотря на то, что лицо его отнюдь не является эталоном красоты? Может быть, все дело в неком магнетизме личности? Виктор Авилов относится как раз к такому типу актеров. Нам показалось интересным попросить прокомментировать его феномен профессионального психоаналитика.

ТОЧКА ЗРЕНИЯ СПЕЦИАЛИСТА

Авилов (к этому же типу относятся, например, Высоцкий, Депардье) — это архетип, то есть зримое отображение наиболее архаической природы человека того времени, когда люди еще не разделялись по расовым или национальным признакам, иначе говоря, «абориген земли». Человечество эволюционировало, но благодаря причудам природы или, возможно, провидению, «аборигены земли» появляются среди нас и поныне.
Они могут быть наделены или не наделены талантом, но всегда фактурны. Любая характерная роль им подходит. При этом должно быть соблюдено единственное обязательное условие: изображаемый герой должен быть личностью значительной, незаурядной. В таком случае архетип становится носителем этой значимости. Характерно, что при этом неважно, положительный это герой или отрицательный. Ангел — дьявол. Эффект контраста. Такие актеры не выходят из моды. Герой с чертами антигероя — это пикантность, особый изыск.
При любых обстоятельствах такой человек останется только самим собой. Его поведение и реакции эксцентричны, но предсказуемы, пороки узнаваемы. Такие люди пользуются определенным лимитом общественной терпимости, в том числе и в отношении того, что касается морали и нравственности.
Любовь к таким людям не подразумевает обратной связи, а потому это чаще всего иллюзия, желаемая мечта, ускользающий горизонт. Они не испытывают чувства вины, и обижаться на них бессмысленно. Они не делятся «душевным теплом», но и особенных жертв со стороны не требуют. Их, по сути, трудно чего-либо лишить, они в определенном смысле самодостаточны.

Илья Гернет





— Виктор, в театре и кино ты играл в основном таинственных, мистических персонажей: Воланда, Гамлета, графа Монте-Кристо, Арбенина. Как ты думаешь, почему тебя приглашают на такие роли? Из-за твоей демонической внешности или из-за сильного характера?
— Мой характер не имеет ничего общего с характерами моих персонажей. Их приходится изображать по системе Станиславского — «я в предлагаемых обстоятельствах». Актер — человек подневольный. Мне говорят «Играй», но кто может объяснить, как играть Воланда или Гамлета? Каждый актер делает это в меру своих способностей: талантливый артист играет талантливо, бездарный — бездарно. Вообще, невозможно ответить на такой вопрос в нескольких словах, это беседа на пять часов.
— Графа Монте-Кристо в свое время играл Жан Марэ, Арбенина — Мордвинов, Гамлета — Смоктуновский. Красавцы...
— Я могу еще и посостязаться с красавцем — кто больше женщин очарует.
— Говорят, у тебя толпы поклонниц.
— Устал я от них.
— Чем же ты их притягиваешь?
— Наверное, нестандартностью. К тому же я — экстрасенс. Могу, например, лечить людей руками, не дотрагиваясь до тела. Профессионально этим не занимаюсь, но если человек на улице вдруг теряет сознание, я могу его реанимировать.
— Вот это да! Я об этом не знал, зато слышал, что в театр, а потом и в кино ты попал сразу из шоферов-дальнобойщиков...
— Не совсем так. Меня журналисты кем только не делали: дальнобойщиком, таксистом. Ни тем, ни другим я не был. Работал водителем на автобазах, больше всего на двадцать девятом комбинате: водил МАЗ с прицепом, загружал песок в Рублеве и возил на стройки в Ясенево, Медведково и прочие новые районы. Шестнадцать тонн за поездку...
— И параллельно в театре играл?
— Тогда это называлось самодеятельностью. Утром — на работу, а в свободное время мы собирались и играли.
— Ты уже до армии «заболел» театром?
— Нет, сразу после. Идеей создания театра меня увлек Сергей Белякович, с которым мы учились с первого класса и были друзьями по двору. А его старший брат, Валерий Белякович, тогда тоже был одержим сценой. Он занимался в ТЮМе (Театр юного москвича при Дворце пионеров. — Ред.), стал режиссером. И вот Сергей как-то с ним полночи на кухне проговорил, увлек идеей, и тот согласился создавать собственный театр. «Только, — говорит, где я артистов найду?» Тогда Сергей пригласил нас, а Валерий взял тех, кто у него занимался в ТЮМе. Слава Гришечкин, Тамара Кудряшова, Галя Галкина, Олег Задорин — все они оттуда. Им было лет по тринадцать-четырнадцать, а мы уже армию отслужили. И так все объединились.
— А родители как относились к твоему увлечению?
— Никак. Ходит парень после работы в самодеятельность, и пусть ходит. А потом времена резко изменились, и из этой самодеятельности получился профессиональный Театр на Юго-Западе. Но мы были и остались одной семьей, всегда вместе во всех проектах.
Галя Галкина была твоей женой?
— Да. Она была моей второй женой. Но мы давно расстались, хотя по-прежнему работаем в одном театре, отношения нормальные. У нас двое детей, старшей, Ане, — семнадцать, она заканчивает школу, младшей, Оле, тринадцать.
— Аня артисткой стать не мечтает?
— Не знаю, куда она будет поступать. Ничего не навязываю. Пусть выбирает сама. Это ее личная жизнь — не приведи, Господи, давить на детей. Сейчас я живу с третьей женой, ее зовут Лариса, она из Одессы. Пока не работает. А детей, слава Богу, нет.
— Почему слава Богу?
— С детьми хорошо, когда есть дом, очаг, а когда все это еще надо устраивать — какие дети? С семьей без необходимых условий сложно, хотя я, как бывший шофер, привык на колесах...
— Давай вернемся к творчеству. С чего начался Театр на Юго-Западе?
— Первые несколько лет, пока это была студия, мы с ребятами скитались по углам — клубам, подвалам, «красным уголкам». Когда намечались какие-нибудь выборы, нас бесцеремонно выгоняли. Это была не жизнь, а каторга. А в этом помещении на Юго-Западе мы уже двадцать лет, в прошлом году отметили свой юбилей. Признание началось с горбачевской перестройкой: нас пригласили в Америку. Хотя мы больше «университетский» театр, чем «бродвейский». Университет, нас приглашавший, брал на себя обязанности по встрече, размещению. Сначала мы побывали в Вашингтоне, Чикаго, Мемфисе...
— На родине Элвиса Пресли?
— Мы были в его доме, видели его личный самолет, автобус, оборудованные специально для него, с душем, кухней, спальней. А потом со спектаклем «Гамлет» поехали на Шекспировский фестиваль в город Омаху, самую глубинку Америки.
— Как вас принимали?
— В те годы для американской провинции русские, да еще в «Гамлете», стали открытием. Доходило до смешного. В Омахе отыграли два-три спектакля, а потом мы с покойным Геннадием Колобовым зашли в супермаркет, хотели купить чай. Там рядом с кассой стоял какой-то начальник, наверное, старший менеджер. Вдруг он нас увидел и: «О-о-о!» — как залопотал что-то быстро-быстро, ничего понять нельзя, да и тогда мы в английском были ни в зуб ногой. А менеджер нас уже тянет куда-то за рукав. Затаскивает в свою подсобку и приносит целый мешок подарков для всей группы. И почему-то подарил много блоков длинных дамских сигарет «Капри» — все от себя лично. И сказал нам: «Вчера я видел «Гамлета». И тут вдруг я, Гамлет, сам пришел в его магазин! А ведь это город «Ома-хах...». Это американцы так шутят, произнося название родного города, зевают, ведь они там почти спят на ходу от скуки. А мы потом шутили по-своему: «Ома-ха! ха! ха!». А этой осенью мы были в Америке седьмой раз. Как всегда, возили наши фирменные спектакли — «Мастер и Маргарита», в котором я играю Воланда, «Сон в летнюю ночь» Шекспира... На сей раз нас пригласил Иллинойский университет, город Чикаго.
— В кино ты прославился ролью Платона Андреевича в знаменитом «Господине оформителе». Кто тебя пригласил на эту роль?
— Режиссер фильма Олег Тепцов учился тогда на режиссерских курсах, и ему надо было сделать короткометражку. Юрий Арабов предложил ему свой сценарий по рассказу Александра Грина «Серый автомобиль». Причем Арабов его так перелопатил, что от Грина там ничего не осталось, только имена героев. Потом Тепцов стал искать актеров. А сценаристка Надя Кожушанная, к сожалению, безвременно скончавшаяся, привела его к нам в театр. Олег меня увидел и решил снимать.
— И ты сразу согласился?
— Проблемы были. Как раз тогда Валерий Белякович нам категорически запретил сниматься: «Ребята, вы еще не доросли». Он боялся звездной болезни. Так что я даже отпроситься у него бы не смог. Но тут как раз подошел мой отпуск, и мы за это время все быстренько отсняли. Причем на те деньги, которые Тепцову дали на короткометражку, пятьдесят тысяч, мы, как настоящие камикадзе, сняли почти полный «метр». Показали этот вариант Армену Медведеву, в то время — главному редактору Госкино. Фильм ему понравился, и он сказал: «В прокат!» Тепцов говорил: «Не дай Бог, там двух-трех связок не хватает». Армен ему: «Доводи до ума», и на это дал уже двести пятьдесят тысяч. Но тут-то фильм и испортился — наснимали много лишнего.
— Какой же своей картиной ты доволен?
— Никакой. Кино для актера вообще не искусство, это дрянь и халтура. Вот сейчас я выйду на сцену и без дублей три часа отработаю. И если где-нибудь ошибусь — это мой прокол. А в кино если ошибусь, то эпизод переснимут, еще девять дублей сделают, и выберут лучший.
— И часто ли в театре ты допускаешь ошибки?
— Да сколько угодно! Как и все. В «Драматических отрывках» из Гоголя я играл Собачкина. Мне надо было сказать: «Табакерку взял, платок взял» — и так далее. И черт меня дернул уточнить: «Носовой платок», ведь в тексте этого нет. Я быстро все перечисляю и говорю: «Платовой носок...» Вижу, что-то не так, у Ирины Бочоришвили, моей партнерши, глаза делаются круглыми. «Ой, нет, — говорю, — носок платовой». Опять не туда. Ирина говорит «Ладно, неважно, давайте дальше». Все в зале ржут. Я плюнул на все и «поехал дальше».
— Видно, ты только театром и дышишь. Кино не любишь и на телевидении редко появляешься...
— Очень я им недоволен. Ладно, сериалы пусть бабушки смотрят. Но рекламой задушили совсем, прокладками этими. И самое смешное, когда на всю страну объявляют: «У женщин — свои секреты» — и тут же их «утюжат». Что же это за секрет такой?!
— «Петербургские тайны», в которых ты играешь доктора Катцеля, тоже сериал...
— Я ругаю «мыльные оперы», а «Петербургские тайны» поставлены по прекрасному роману Крестовского. Я играл с удовольствием. Фильм снимал отличный режиссер Леонид Пчелкин. Моими партнерами были великолепные актеры — Розанова, Яковлева, Караченцов, Раков... Всех не перечислишь.
— А тебе не предлагали сниматься в рекламе?
— Один раз снялся, но, слава Богу, ее нигде не показывали. Я изображал дирижера, который делал четыре движения: в одну сторону палочкой — дзинь, в другую — дзинь, перед собой — дзинь. Он как бы спрашивает оркестр, мол, все готовы? И последнее — взмах руками. Мне заплатили триста пятьдесят баксов. Мы с ребятами смеялись: за первое движение — сто, за второе — сто, за третье — сто и полтинник. Но мы сейчас пробуем на телевидении кое-что свое раскрутить.
— Неужели программу?
— Передачу о рыбаках и рыбалке, в которой я буду ведущим. Не знаю, удастся ли, но было бы здорово. Сам я рыбак заядлый, рыбачу всю жизнь.
— И зимой или только летом?
— Я объездил все водохранилища вокруг Москвы — Озернинское, Истринское, Иваньковское на Волге. Но зимой просто не получается. Ведь нормальный человек отработает неделю, а субботу и воскресенье свободен. А у нас пятница, суббота и воскресенье — самые рабочие дни. Порыбачить удается разве что летом, в отпуске. Вот ездили на Волгу, под Астрахань. Я всю жизнь был «лещатником», хищную рыбу — щуку, судака — не ловил. А тут мы как раз вернулись с гастролей из Японии, где я купил себе классный спиннинг. Но не знал, как им пользоваться. Мы с моим другом Славой Федоровым поехали в дельту Волги, где огромное количество рукавов и протоков, — целая страна. И когда мы встали в одном из протоков, я вдруг обнаружил, что не знаю, как к этому спиннингу подступиться. Слава, который щук ловил, дал мне какую-то блесну и говорит «Вить, если рыба клюнет, тяни, не давай слабину, иначе сорвется». Короче, клюнуло. Я тяну, тяну, уже на спину лег, в ил, но все не отпускаю, тяну и... вылавливаю щуку диких размеров! Славка подходит: «Елки-палки, сколько лет рыбачу — такой добычи никогда не было. А этот лох, лопух, первый раз взял в руки спиннинг, и сразу такой трофей!» Щука была в самом деле огромная, я ее еле-еле выволок.
— Да, рыбацкие рассказы... Но как бы ты ни ругал кино, публика знает актера в первую очередь по киноролям. Какой, на твой взгляд, экранный образ Виктора Авилова запомнился зрителю больше всего?
— Когда я приезжаю в Питер, меня встречают, кричат: «О, господин оформитель!». Когда я приезжаю в Одессу, говорят: «О, граф Монте-Кристо!» — потому что фильм там снимался. А в Москве все вперемежку: и узник замка Иф, и господин оформитель, иногда вспоминают и «Смиренное кладбище».

Сергей Шведов.
Фото Влада Бурыкина и из архива Виктора Авилова
«ТВ-Парк», 1998, № 29


КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ | РОЛИ | ПРЕССА | НАЧАЛО — СТУДИЯ | ПАМЯТИ ВИКТОРА АВИЛОВА | ГЛАВНАЯ | ФОТОГАЛЕРЕЯ | ВИДЕО | ГОСТЕВАЯ | ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ